На улице с утра моросил скверный дождик. Но дома, как ни странно, сидеть не хотелось. Хотелось выйти под него, под это погодное недоразумение, никогда раньше не любимое, ощущать на своём лице холодные капельки дождя, идти никуда и думать ни о чём.
Наскоро позавтракав, а точнее накидав в желудок что было съестного в холодильнике, умывшись и не особо приводя себя в порядок, одев первое, что выпало в руки из бардака шкафа, я вышел на улицу. Погода и впрям была мерзкой, к тому же оделся я совсем не по температуре. Но это ничего, хотьба всегда согревает, проверено.
Никуда идти с конкретной целью я не собирался, просто хотелось побыть одному, побродить по городу наедине со своими мыслями, а лучше и вовсе без них. И какое счастье, что мобильник я случайно забыл дома!
Дождик всё продолжал моросить, выплескивая свою скорбь на землю, на посеревшие будто от осени дома, на нечастых прохожих. Люди предпочитают сидеть в субботнее утро дома, а уж про такую погоду они говорят, что хороший хозяин и таракана на улицу не выгонит. Хотя кому-кому, а таракану, по-моему, плевать на причуды погоды.
Пустынные улицы. Пустые дворы. Несмотря на почти полуденное время ощущение ранних сумерек - солнце ещё не изъявило желания поздороваться сегодня. Вот девушка куда-то проспешила мимо, нервно пытаясь прикурить одной рукой, другой держа зонт и одновременно тщетно прикрывая огонёк зажигалки. Неужели сигарета в спешке и мыслях только о том, как не промокнуть, стоит таких мучений? Она косо и немного зло посмотрела на меня. Я шёл медленно, степенно, без зонта, курил спокойно, глубоко затягиваясь, я наслаждался каждым этим мгновением и с жалостью смотрел на неё, не способную понять прелести момента. Мне доставляла удовольствие каждая капелька этого дождя, каждый порыв ветра вселял в меня всё больше задумчивого вдохновения, сладкой грусти осени. Я уже, казалось, парил над всем этим, внутренне улыбаясь всему, всем, и сострадая им, не способным видеть и чувствовать.
Напротив палатки - едва ли не единственного источника тепла и света на богом забытом проулочке - остановилась новенькая иномарочка. Водитель, он же хозяин, этакий вылизанный представитель среднего класса менеджеров, выскочил из неё, прикрываясь портфелем с ноутбуком, дабы не вымочить костюм да не испортить нагеленную причёску. Он слегка с недоумением посмотрел на меня, наверное улыбался я не только внутренне, а, быть может, света и тепла от меня исходило больше, чем от палатки. Не уверен, что подумав обо мне что-то хорошее, он тут же отвернулся, только что не перекрестился, наскоро купил что-то у продавщицы юго-восточной национальности, прыгнул в машину и умчал, по делам своим насущным.
Дождь не думал прекращаться, наоборот, только усиливался, становясь, впрочем, приятнее, хоть и холодней. Я взял в палатке пару банок пива - один чёрт знает, где будет следующая остановка. Пиво было ледяное. Бесы, летом от них такого не дождёшься! Впочем как и от водителей наземного городского транспорта, чтоб включили отопление зимой, а не в 30-ти градусную жару. Страна Чудес, чтож, за это мы её наверное и любим.
Тучная домохозяйка выгуливала огромную собаку. Та попыталась что-то рявкнуть мне о своей территории, но я посмотрел ей в глаза, и она отвернулась, замолчав. Не знаю почему, но собаки боятся моего взгляда. Хозяйка извиняющимися глазами посмотрела на меня. Ещё совсем не старая, с очень милым лицом. Женщины, чтож вы с собой делаете после замужества! - захотелось мне крикнуть ей прямо в лицо. Зачем настолько забрасываете и плюёте на себя! Вес 120 кг - это уже не женщина! А потом пеняете на мужа, что он изменяет с молодой и красивой? Я отвернулся и пошёл прочь.
На остановке сидели двое алкашного, но ещё не бомжового вида. Скрывались от дождя и похмелялись боярышником. Я посидел чуть-чуть с ними, выпил, поговорил, дал на водку и пошёл своей дорогой. С такими людьми интересно общаться, с теми, кто ещё не перешёл грань, но уже близко к ней. С теми, кто уже похмелился, но ещё не успел напиться. Один из них - инвалид Афгана. Обе ноги прострелены. Страна не дала ему никакой возможности жить после войны, на которую он шёл в нашем извечном добровольно-принудительном порядке, кроме мизерной песнии по инвалидности. Его собутыльник - бывший академик главной академии наук нашей Родины. После перестройки жена его выгнала из дома, т.к. он - "тряпка", не может содержать семью. Дети отвернулись. Скоро, совсем скоро, они перейдут последнюю грань. Будут биться насмерть с бомжами за пустую бутылку на Курском вокзале. И где-нибудь там же умрут от обморожения, голода или похмелья. Два друга. Солдат и академик.
А вот ватага таких же как я ребят, тех, кого ждёт на улице дождь. Но я не хочу сегодня с ними общаться. Не хочу гитар и хороших песен. Меня тянет куда-то, ноги уже выработали определённый маршрут, неизвестный мне, и чётко следуют ему.
Я сдался. Выходя на набережную я понял, куда шёл. Это было "наше" место. И там стояла она, спиной ко мне, уткнув свой взгляд в грязную реку. Я остолбенел, не знал, куда деваться. Сердце замерло под нахлывом тех, старых чувств, а мозг едва справлялся с воспоминаниями. Да, это была она, и она пришла сюда именно в тот день, спустя несколько лет. Всё та же, ничуть не изменившись. Прекрасные золотые волосы по пояс развевались на ветру и мокли под холодным дождём. Они вносили в этот угрюмый пейзаж столько блеска, света и теплоты. Приталенная косуха уже потёрта, а из под неё торчит балахон, всё тот же, Курта Кобейна, я уверен. Я стоял, разглядывал её со спины, и не верил своим глазам. В тот же день, в то же самое время. Это была история одной большой и светлой любви.
- Привет, я знала, что ты здесь, я чувствовала на спине твой взгляд.
Я встал рядом с ней, так же оперевшись на парапет, уставившись в реку, несущую в себе
грязь и пустые бутылки.
- Привет, как ты?
- Тебе не кажется, что это банально и глупо спрашивать в этот день и в этом месте?
- Кажется.
Мы стояли и молча курили. Нам никогда не нужно было слов. Её золотистый локон упал мне на рукав. Я провёл по нему кончиками пальцев. Она вздрогнула.
- У тебя всё такие же золотые руки, Вить.
- Как и твои волосы, Людмилка.
Мы одновременно подняли друг на друга глаза и утонули в них. Сколько всего произошло за эти годы, сколько случилось, но нам не нужно было ничего никому рассказывать. Мы никогда не знали друг о друге ничего, кроме ласки прикосновений, нежности кожи, страсти поцелуев и любви в глазах, таково было условие, этой любви.
- Не думала, что ты вспомнишь.
- А я и не вспоминал, вышел просто пройтись, ноги сами принесли меня.
Она улыбнулась и опустила свои большие и как всегда грустные глаза. Не поверила. Я взял её руки в свои. Она бросилась мне на шею, и мы слились в долгом поцелуе, так не хотев, чтобы он кончался. Потом мы долго бегали по городу, прыгали по лужам, как дети, чего-то визжа и крича, не замечая никого и ничего вокруг. Уставшие, но счастливые и довольные собой, мы добрались до дома, до "нашей" уютной и большой кровати. И была страстная и долгая ночь, крики изнеможения и удовольствия, расцарапанные спины, поцелуи и любовь. Наутро мы опять расстались. Надолго. А может быть и навсегда.

(с)